Ненад Каран – писатель из Белграда, столицы Сербии, автор двух книг, последняя из которых издана этой весной.
Действие его новой книги под названием «Лунатик и Марионетка» происходит в Москве, и неудивительно, ведь автор прожил в столице около двух лет и симпатизирует России и русскому народу.

– Расскажите нашим читателям немного о себе. Кто Вы по образованию? Были ли в Вашей семье писатели? И как Вы пришли к этому интересному выбору?
– История обо мне, молодом человеке, который сплетением несчастных обстоятельств заплыл в литературные воды, началась полных семь лет назад, а если быть точным 02.02.2012. Тогда я начал то, что в дальнейшем превратится в необычайную одержимость.
По образованию я экономист, но писательство мне принесло много пользы. И поэтому я могу продолжать заниматься тем, что я действительно люблю. Такая работа, конечно, требует от писателя героической настойчивости. В самом начале я и не осознавал, что создание творения может лишить спокойствия создателя. Сейчас представление, несомненно, изменилось.
Если бы мне нужно было рассказать о себе больше, то сказал бы лишь то, что я родился в городе Нови-Сад накануне Нового года. Не буду упоминать о том, что я младший ребенок сербских изгнанников, и откуда происходят мои корни.
Я уже с детства подавал надежды, и был отмечен «Дипломом имени Вука Караджича» (престижная награда в Республике Сербии за достижение успеха в образовании), однако это не титул, а больше бремя, для того, кто как строитель ходит по шатким лесам.
Признаюсь также, что я занимался живописью и скульптурой, а в последний год учебы литературной работой.
В моей семье никогда не было писателей, книги, должно быть, обошли те края. Для меня ясно, что я не могу сравниться с гениями, и мое тщеславие не настолько ярко выражено, но у меня есть огромное желание писать. Если бы остался в своих четырех стенах, я стал бы раздраженным и подавленным человеком.
А если коротко, я под значительным влиянием русской литературы и русской жизни в целом, поселившийся на длительный срок на Балканах, воротах Европы, и желающий оставить здесь свой след. Человек не способен странствовать больше.
– Какие авторы больше всего повлияли на Вас и Ваше творчество?
– Без сомнения речь, прежде всего, о Лермонтове, просто я хотел быть «героем нашего времени» (смех). Он мне напоминал о том мальчике, который с такой большой человеческой силой должен был подходить ко всему, видите, этот мальчик – это я. Именно из-за Михаила я провел три месяца на Кавказе.
Второй по списку, конечно же, Марсель Пруст, в нем отражается мой стиль письма, и не удивительно, что моя трилогия носит название «В поисках потерянных теней».
Не могу избежать и Достоевского и Булгакова, так же как и Чехова и Толстого.
Но я должен признаться, что существует волшебный круг авторов, к которому я возвращаюсь снова и снова – Пушкин – Есенин – Бодлер. Это в некотором смысле мой микс, в который я неизбежно добавляю феноменального Андрея Тарковского.
Также важно упомянуть тот факт, что Владимир Набоков со своей работой «Смотри на арлекинов!» был своего рода спусковым крючком в моей идее стать писателем.

– Ваша вторая книга под названием «Месечар и Марионета» совсем недавно вышла в свет. Расскажите немного о ней нашим читателям. О чем она? Как родилась идея книги? И как так получилось, что описанные действия происходят в России?
– Роман «Лунатик и марионетка» появился впоследствии кошмарной ночи, между 24 и 25 сентябрем 2003 года, которую я провел в городке Сремски Карловци в доме моего деда в ожидании нового утра после несчастной погибели дяди. Сама книга начата в Москве, ровно через десять лет после трагедии, а моментом, который определил ее движение, было несчастье в московском метро, когда вагоны поезда сошли с рельсов на той линии, по которой я постоянно доезжал до города.
Книга пытается дать ответ на вопрос: чем возможно победить смерть, преодолеть ее и, в конечном итоге, отвернуться от нее, оттолкнуть, как что-то не столь важное и окончательное. Сон, казалось, был надежным укрытием от непрерывной боли, но во сне невозможно было остаться. Недолго или недостаточно долго.
Конечно, как я и писал о детстве, было невозможно обойти темы, которые трогают за живое. Каким спокойствием духа может обладать человек, которому все равно, который не видит перед собой темные пятна? Я больше ничего не могу делать так, будто я буду жить десять тысяч лет. Иногда я оставляю в стороне этот «пустой» дар, но потом понимаю, что должен использовать слова во всем, в каждой борьбе, пока живу, пока могу, если хочу что-то изменить.
Потому как, возможно ли, чтобы в человеке был порядок, а вне его наоборот – беспорядок? Мы ближе к ненависти к другому человеку, но можем и поцеловать его, как приятеля по несчастью, который спешит к концу.
В 2000 году последний столп кукольного театра развалился. Восток навсегда потерял часть себя. Социализм уничтожен, а с ним и возможность нормальной жизни. Германия свои неискоренимые империалистические стремления воплотила в реальность, Восточная Европа поставлена на колени, а с ней и целые Балканы. Югославия навсегда стерта с карты мира, а я глазами ребенка смотрел, как величественный Запад движется в мой вишневый сад, как корова в клевер, покрытый росой.
Это не была Европа Гете, Сатра, Феллини, это была уже европейская страна Пустоголовия, которая появилась из лжи, порожденной злыми инстинктами больных умов. «Кукольный театр» создан в марте 1999 года во время агрессии НАТО на Югославию. Тогда мы с моим братом придумали театральное представление с другими детьми из тупика. Бетонный балкон служил альтернативной сценой, а деревянные скамейки и стулья на лужайке – зрительным залом. Это была попытка ту часть света похитить из мрачной реальности, которая вспоминается как успех. И, наверное, для нас, детей изгнанников, было естественно победить в этом представлении. Не знаю, мне тогда было всего одиннадцать лет. Как и из-за чего через несколько лет я стал лишь тенью того кукольного театра, знает лишь Бог, который к моей ужасной судьбе прибавил еще и смерть.
Тот, кто пойдет с Лунатиком, услышит только то, что приходит к человеку во сне. Но тот, кто выдержит сон, проснется в прощении, как Марионетка.
– Писатели бывают разные – одни талантливы от рождения, а другие достигают успеха лишь благодаря каждодневному упорному труду. К каким из них Вы относите себя?
– Мое слово на бумаге – дремучее и почти непроходимое, путает и обескураживает своей грубостью и несчастьем, требует дополнительного чтения, тяжелое и часто безнадежное. Мрачность этой прозы представляет собой необычный подход к уникальной конфигурации смысла. Моя боль меня вдохновляет. Время от времени мы – свидетели жизни, правила которой нам неизвестны и как будто правильны.
– Приоткройте нам завесу волшебного процесса написания книги. Как это происходит? В какой обстановке Вы любите работать?
– Потребность в писательстве не нова, люди писали и задолго до нас. Об этом свидетельствуют великие мировые классики, которые наполняют наши книжные полки. Писательство – это порыв, рождается из желания изменить себя, и тем самым целый мир. И первое, и второе может быть опасно. Ведь искусство всегда такое, не правда ли?
Самый большой противник писательства – это молодость, которая сама по себе работает на ущерб. Конечно, здесь не обойдется и без цензуры, к которой вы должны быть готовы, если пишите, сознательно говорю «пишите».
Творческий человек – это диссидент, поэтому и писатель не может действовать по-другому. Возможно, именно по этой причине я в основном пишу ночью, будто бы прячусь и жду завершения мысли, чтобы после открыть миру нечто важное. Писательство, это, очевидно, не определенная деятельность, но я уверен, что именно оно «реально» создает цель и препятствия, и я это понимаю и принимаю.
И о чем речь в нашем новом творчестве – о финале или о новом начале, покажет время. Я остаюсь на стороне долгого романа, вдали от антипрозы и легких материалов, далек от едкой и повсеместной реальности политики, на большом расстоянии от эротики и повседневной жизни. Я уверен в своем пути.

– Чем еще Вы увлекаетесь? Как любите отдыхать?
– Время – это единственное, чего мне не хватает. И в этом смысле каждый свободный момент посвящаю именно писательству. Если что-то делаете, нужно делать это с любовью. В противоположном случае вся та борьба устремится против вас самих. К сожалению, очень мало тех, кто зарабатывает тем, что любят делать, и эта ситуация не обошла и писателей. Но, один совет, который я получил в самом начале, и который спас меня от этих неприятностей, звучал так: «У настоящих писателей нет времени на писательство». Важно быть смелым и упорным в стремлении, какой бы ни была действительность.
– Читая Вашу книгу, складывается впечатление, что Вы достаточно хорошо знаете Москву. Поделитесь впечатлениями о нашей столице. И были ли Вы в других городах России?
– Я жил в Москве в 2013 и 2014 годах. Серпуховский Вал оставил глубокий след во мне, также как и Подмосковье, где я нашел Захарово. Все это можно заметить в моей второй книге, которую я начал писать в тот период. Я и сейчас влюблен в этот город, «город в лесу», как я и мой брат однажды назвали его.
Все в Москве большое, начиная от бульваров, памятников культуры, монументальных зданий, монастырей, парков, и заканчивая самым большим в мире метро. Тот факт, что каждый ваш день начинается с какой-нибудь из этих чудесных станций метро, достаточно говорит сам за себя, это истинное исторически-культурное наследие, которому всегда следует поклоняться. И каким бы ни был большим этот город, в нем живут теплые и сердечные люди, их доброжелательность особенно заметна во время новогодних праздников, так же как и во время «великого потепления» каждой весной.
Также я посетил и Кавказ, я до сих пор чувствую в воздухе запах вечного снега. Я не успел побывать в Питере, но он привлекает меня так же, как и Москва. Возможно, в следующий раз мне это удастся.
– Если я правильно поняла, Вы симпатизируете России, расскажите, чем она Вас привлекает?
– Довольно лишь мысли о Пушкине и Лермонтове, чтобы я почувствовал ностальгию. У России такая великая история, что даже если все истории мира собрать воедино, этого не было бы достаточно, чтобы ее заменить. Такая роль была предопределена этой стране. Скажем, Сербия также имеет великую историю, особенно во времена Первой Мировой войны, настолько великую,
что возможно даже превосходит ее по силе. Но мы невероятно малы, и всегда терпим тяжелейшие удары за ту роль, которую выполняем.
Разница между нами и русскими в том, что русский народ несколько раз переодевал свое пальто, одевая его наизнанку, но все же, сохранял его, хоть и с некоторыми повреждениями.
Мы наше пальто переодели наизнанку, но нас это не удовлетворило, и тогда мы решили разобрать его на куски. Сегодня кто-то, видя рукав того пальто, скажет: «Это могло бы быть чудесным рукавом для пальто», или удивится, как может отдельно существовать только рукав; и мы этим восхищаемся, а рукав это только рукав, но не пальто.
Русские свою историю глубоко уважают и сохраняют, а мы со своей историей играем. Я в своих книгах стараюсь сохранить и часть того времени, которое очень важно, не с целью осудить кого-то, а затем, чтобы не забывалось.
По этой причине моя первая книга вышла под цензурой, но в Москве я смог написать вторую, и таким образом через книгу я попытался вернуть свой долг ей. Поскольку моя любовь к России еще больше.
– Я заметила, что в Инстаграме Вы иногда используете русские слова. Говорите ли Вы по-русски? И как Вам кажется, легко ли сербу выучить русский язык, а русскому сербский?
– Я люблю русский язык, но не могу сказать, что говорю отлично. Я самоучка, и использовал то время в России, чтобы как можно лучше освоить речь, и люди на каждом шагу меня в этом поддерживали. Я думаю, что сербам легче выучить русский, ваш язык близкий и мягкий. У меня есть желание овладеть им полностью, так как честно сказать, идея перевести книгу «Лунатик и марионетка» меня привлекает все больше, и я надеюсь, что у меня это получится. Очень важно строить отношения между Россией и Сербией как в культурном, так и в дружественном смысле. И я хочу быть одним из звеньев этой связи.
– Практически у каждого писателя есть свои ритуалы, свой способ настроиться на творчество, например, Владимир Набоков записывал свои мысли на карточках, а Эрнест Хемингуэй писал по 500 слов в день. Есть ли у Вас какой-то свой ритуал?
– Любой создатель в своих ритуалах открывает романтичную сторону, которая обязательно присутствует. Потому что когда речь идет о творчестве, оно всегда включает определенную дозу рутины. Слово может быть слишком хрупким и холодным, но рутина необходима каждому создателю. В моем случае, интересный факт, что я всегда ношу с собой пишущую машинку. Я не использую ее для писательства, но ее наличие всегда призывает меня к этому. Каждое мое слово, прежде всего, должно быть написано на бумаге, лишь затем идут в дело ноутбук и другие вспомогательные средства.
– Наверное, у каждого творческого человека бывают периоды, когда отсутствует вдохновение. Как вы справляетесь с такими моментами? И где черпаете идеи?
– «Есть ли надежда, что я переживу это?», вопрос, который я постоянно себе повторяю. Невероятно, сколькими эмоциями обладает человек. Предмет внимания не нужно искать вне, все ответы находятся внутри нас, единственное, их необходимо записывать. Иногда возможно, важнее остановиться, подождать, вдохновение найдет вас, так как не всегда мы гонимся за целью, иногда мы сами – цель.

– Каких сербских авторов вы бы порекомендовали нашим читателям, чтобы познакомиться с вашей литературой?
– История сербской литературы, конечно же, увековечена такими писателями, как Иво Андрич, Меша Селимович, и Милош Црнянский. И если это возможно, их не нужно пропускать. Но вместе с ними существуют и авторы, которые лично для меня по-разному очень важны и дороги. Между ними Бранко Чопич, человек с невероятной харизмой и талантом, который ему стоил жизни. Возле него и наш любимый Мирослав Мика Антич, и если вы хотя бы один раз в жизни были ребенком, то вы полюбите Мику. А если вы захотите стать великим, хотя бы на мгновение, поищите Матия Бечкович.
– Какие советы вы могли бы дать начинающим писателям?
– Читайте, читайте все, что вам попадется под руку. Тогда писательство вам будет даваться легко.